То, что обычно понимается под реституцией заложено в п. 2 статьи 167 Гражданского кодекса РФ (далее – ГК РФ) – последствие недействительности сделки, порождающая обязанность каждой из сторон возвратить другой все полученное по сделке, а в случае невозможности возвратить полученное в натуре, возместить его стоимость в деньгах, если иные последствия недействительности сделки не предусмотрены законом.
Однако, возможность оспаривать сделки и применять последствия их недействительности имеется не только в ГК РФ, но и в Федеральном законе от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее – Закон о банкротстве). Так, в главе 3.1 указанного закона в случае банкротства должника у арбитражного управляющего и иных субъектов появляется возможность оспорить совершенные должником сделки, когда те так или иначе нанесли вред правам кредиторов и конкурсной массе. А поскольку за таким признанием всегда следуют и определенные последствия, называемые доктриной в ГК РФ реституцией, то и в статье 61.6 Закона о банкротстве также было предусмотрено свое, специальное регулирование по возврату всего полученного по сделке.
Однако можно ли называть заложенный в статье 61.6 Закона о банкротстве механизм применения последствий недействительности сделок синаллагматической (взаимообусловленной) реституцией и реституцией в целом, исходя из того смысла, который вкладывается в ее правовую природу? Если обратиться к п. 2, 3 статьи 61.6 Закона о банкротстве, то можно увидеть, что последствия признание сделки недействительной иные, нежели те, что применяются в общих положениях ГК РФ. Реституция, если ее можно так назвать, в банкротстве работает лишь в одну сторону – в сторону должника. Ему переданное имущество или исполненное обязательство возвращается обратно, уже в конкурсную массу. Другая же сторона сделки, исполнившая обязанность по возврату, не получает обратно переданное по недействительной сделке имущество. Она, с учетом банкротной специфики лишь приобретает право требования к должнику, которое включается в реестр или за реестр требований кредиторов (в зависимости от оснований, по которым суд признал сделку недействительной). Поэтому, исходя из указанных выше особенностей в научной доктрине появилась и своя определенная полемика по определению правовой природы данного механизма.
Например, одни ученые вовсе отрицает наличие в статье 61.6 Закона о банкротстве реституциональных отношений. К ним можно отнести В. С. Костко, который считает, что "последствия оспаривания действий в рамках банкротства не являются реституцией. Права кредиторов защищаются установлением обязательства вернуть имущество в конкурсную массу, а не возврата, исполненного сторонами. Закон о банкротстве предусматривает «специальные правила» для сторон таких «сделок» [1, с. 70, 71]. При этом, автор, отрицая реституцию при оспаривании действий должника, ссылается на статью 61.6 Закона о банкротстве, которая распространяется в первую очередь на сделки должника и только факультативно, через п. 3 статьи 61.1 Закона о банкротстве действует также и на его действия. Следовательно, исходя из логики В. С. Костко, заложенный механизм в статье 61.6 Закон о банкротстве не является реституцией не только в отношении действий, но и сделок, поскольку должник по итогам применения последствий недействительной сделки не осуществляет никого возврата.
Иные ученые признают такой возврат взаимных предоставлений как специальную, «банкротную» реституцию. В частности, как отмечает Т. К. Иванова «данные правоотношения имеют все элементы реституционнального правоотношения. Содержанием таких правоотношений является совокупность субъективных реституционнальных прав (притязаний) и обязанностей несостоятельного должника и его контрагента» [2, с. 5].
Этого же мнения придерживается и Т. П. Шишмарева, признавая заложенный в банкротстве механизм реституцией однако без свойственной ей двусторонней связи, – «признание сделки или действия в процедурах несостоятельности (банкротства) недействительной не влечет применения двусторонней реституции как общего последствия недействительности сделки, поскольку это противоречило бы основному принципу конкурсного права – соразмерному удовлетворению требований кредиторов» [3, с. 96].
Действительно, даже в общих положения ГК РФ реституция не во всех случаях является взаимной (п. 4 статьи 167 ГК РФ), поэтому сделать однозначный вывод об ином, отличном от ГК РФ, механизме применения последствий недействительности, только лишь на основании отсутствия взаимообусловленности – нельзя.
Для того, чтобы понять правовую природу реституции в банкротстве, необходимо углубиться в историю ее возникновения в гражданском праве. Многие авторы сходятся на едином мнении, что корни реституции берут свое начало именно с советского периода, с кодекса РСФСР 1922 года. Однако, на тот момент реституция обладала довольно неоднозначной природой и воспринималась учеными как частный случай либо кондикции, либо виндикации. По мнению А. А. Лушиной, «появление автономности реституции необходимо искать в цивилистической доктрине советского периода, для которой было характерно резко негативное отношение к недействительным сделкам как «пережиткам капитализма» [4, с. 121-129]. Особую цель появления реституции в отечественном законодательстве выделяет и Д. О. Тузов, – «реституция в советском праве приобрела ярко выраженные публично-правовые черты, став, по сути, особым средством "гражданско-правовой борьбы с недействительными сделками"» [5, с. 145]. Исходя из такого понимания реституции сразу становится ясна и дальнейшая цель ее применения. Роль, которую заложил в реституцию советский законодатель, последовательно воспринял в итоге и законодатель отечественный, сохранив ее как самостоятельный иск, применяемый исключительно для борьбы с недействительной сделкой. Как отмечал, например, А. В. Егоров «российская правовая система этим и отличается, в частности, от германского права, в котором последствия недействительности сделки чаще всего имеют характер кондикционного обязательства» [6, с. 2].
Соответственно и тот механизм, который заложен в статье 61.6 Закона о банкротстве, представляет собой реституцию, хоть и не обладающую взаимностью предоставлений именно потому, что она, проделав свой неповторимый исторический путь, пришла в современное законодательство как механизм, не используемый больше ни для каких целей, кроме как для обозначения требования о возврате, полученного по недействительной сделке. Что же касается взаимности предоставлений как обязательного признака реституции, то, например, Д. О. Тузов, анализируя взаимный характер реституции и вовсе отрицал существование в ней двусторонней связи, отмечая, что в реституционных обязательствах отсутствует главное, что характеризует синаллагматическое правоотношение, – взаимообусловленность субъективных прав и обязанностей сторон, их встречный характер [5, с. 543].
Однако, отсутствие взаимного предоставления с стороны должника с целью защиты интересов его кредиторов, безусловно негативно сказывается на контрагенте должника и не всегда является единственно верным вариантом. Так, сложившаяся судебная практика, запретив использовать зачет при признании сделки недействительной, окончательно исключила наличие взаимообусловленных правоотношений в банкротном оспаривании сделок [7]. Е. А. Останиной данной практике было дано название «сальдо-взыскания» [8, с. 16]. Суть такого подхода заключается в том, что в соответствии с статьей 61.6 Закона о банкротстве контрагента обязывают вернуть в конкурсную массу отчужденное по недействительной сделке имущество, а при невозможности его возврата контрагента обязывают при помощи компенсационной реституции вернуть в конкурсную массу полную рыночную стоимость вещи, несмотря на то, что часть рыночной стоимости уже была оплачена должнику.
Раньше некоторые суды использовали механизм зачета, позволяя стороне при недействительности сделки вернуть лишь оставшуюся недоплаченную стоимость имущества, а остальную засчитывали как уже оплаченную. Однако, такой подход, по мнению Верховного Суда РФ приводил к внеочередному, преимущественному удовлетворению требования одного кредитора перед другими. При этом Верховный Суд РФ отверг доводы нижестоящих судов о возможности неосновательного обогащения на стороне должника, поскольку у приобретателя есть возможность включить свои требования в реестр требований кредиторов, а значит и обогащения быть не может.
Многим такой подход показался не совсем корректным. Как отмечает Е. А. Останина эти судебные акты обходят стороной вопрос о том, почему с приобретателей по данному делу взыскивается значительно больше, чем рыночная стоимость имущества, полученного ими по недействительной сделке [8, с. 16]. Аналогичного мнения придерживается и Е. Д. Суворов, который предлагает также, как и в ГК РФ применять двустороннюю реституцию, поскольку это не позволило бы конкурсным кредиторам обогатиться за счет другого лица [10, с. 53].
Действительно, благодаря выработанному подходу, на будущих потенциальных контрагентов кроме описанных выше проблем, также ложиться дополнительно бремя по проверке отсутствия признаков банкротства у другой стороны, поскольку увеличивается риск добросовестному контрагенту не получить обратно отданное по сделке. Кроме того, такой подход подталкивает даже добросовестных приобретателей перепродавать приобретенное у несостоятельных должников имущество и всячески затруднять его возврат в конкурсную массу. При этом данная судебная практика применяется и в настоящее время, потому не теряют своей актуальности и обозначенные выше проблемы.
Законодательство о банкротстве, в силу своих особенностей, имеет и свои отличные от общих положений ГК РФ черты, в том числе и в сфере оспаривания сделок. Для «правонарушителей», заключивших недействительные сделки с должником, законодательством о банкротстве предусмотрена и особая реституция, не обладающая при этом свойственной ей взаимностью – с возвратом всего полученного по сделке обратно в конкурсную массу и с включением требования контрагента в реестр. Однако применение такой реституции не всегда является единственно верным вариантом, в особенности по отношению к добросовестным контрагентам должника. Поэтому вопрос о безусловном отсутствии взаимности предоставлений до сих пор остается открытым и дискуссионным. В данном случае считаем верным согласиться с Е. А. Останиной о применении механизма, при котором контрагент будет возвращать должнику лишь реально причинённый ущерб путем взыскания действительной стоимости переданного по недействительной сделке имущества за вычетом, уже уплаченной им суммы.
Список источников
- Костко В. С. Правовые последствия запрета на распоряжение имуществом (п. 2 ст. 174.1 ГК РФ) // Вестник гражданского права. 2015. № 2.
- Иванова Т. К. Особенности недействительности сделки несостоятельного должника // Вестник ВУиТ. 2018. №2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/osobennosti-nedeystvitelnosti-sdelki-nesostoyatelnogo-dolzhnika. (дата обращения: 02.04.2020).
- Шишмарева Т. П. Недействительность сделок и действий в процедурах несостоятельности в России и Германии. М.: Статут, 2018. 239 с.
- Лушина А. А. К вопросу о понятии и правовой природы реституции в гражданском праве // Народ и власть: взаимодействие в истории и современности. 2016. № 3.
- Тузов Д.О. Теория недействительности сделок: опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. М.: Статут, 2007. 602 с.
- Егоров А. В. Реституция по недействительным сделкам при банкротстве // Вестник ВАС РФ. 2010. № 12.
- Определение ВС РФ от 24 декабря 2015 г. N 303-ЭС15-11427(1) по делу N А51-17166/2012. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
- >Останина Е. А. Minima de malis: о реституции при банкротстве: комментарий к определениям Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 24.12.2015 № 303-ЭС15-11427 (1) и № 303-ЭС15-11427 (2) // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2016. № 3. С. 15.
- Банкротство в практике нового Верховного Суда РФ за первый год работы (2014 - 2015): акты и комментарии (Суворов Е.Д.) ("Статут", 2016).
- Суворов Е.Д. Банкротство в практике нового Верховного Суда РФ за первый год работы (2014 - 2015): акты и комментарии. М.: Статут, 2016. 118 с.