Институт преддоговорной ответственности был введён в российский правопорядок относительно недавно. В отличие от многих других институтов, которые вначале вырабатывались и осмысливались в практике судов, а лишь затем вводились в ГК РФ, он не имел под собой твёрдой практической почвы [2, с. 875]. Как отмечает А. Г. Карапетов, законодатель намеренно воздержался от ответа на вопрос о деликтной, договорной или гибридной природе преддоговорной ответственности, оставив вопрос на откуп судебной практике [3]. Иными словами, в данном случае законодатель предпочёл «квалифицированно промолчать».
В рамках рассматриваемой проблемы нельзя не упомянуть о том, что в романо-германской правовой семье нет консенсуса в вопросе о том, какой правовой режим следует применять к преддоговорной ответственности, а следовательно какие у ответственности основания. В практике конструирования ответственности существуют две крайние позиции: Германия, придающая такой ответственности договорный характер [12, с. 132-134], и Франция, применяющая к преддоговорной ответственности положения о деликтах [9, с. 112-113]. Помимо этого, есть группа стран, признающих sui generis природу такой ответственности (Швеция, Греция) [10].
Автор хотел бы подчеркнуть, что указанный иностранный опыт имеет важное значение для настоящего исследования. В силу того, что, как указывалось ранее, институт преддоговорной ответственности является новым для российского правопорядка, наиболее целесообразным будет взгляд на него через призму компаритивистики. Помимо этого, для исследования будет привлекаться сложившаяся судебная практика и труды отечественных цивилистов.
Формулировка п. 2 ст. 434.1 ГК РФ характеризуется близостью к § 311(2) ГГУ - в обеих нормах устанавливается обязанность сторон вести себя добросовестно с момента вступления в переговоры, обе указанные нормы располагаются в главах об обязательствах. Исходя из этого, можно прийти к выводу о том, что российский правопорядок признаёт правовое значение за отношениями, возникающими на преддоговорной стадии, а вступление в переговоры порождает между сторонами относительное правоотношение. Российский правопорядок, подобно немецкому, выделяет отдельные обязанности, вытекающие из принципа добросовестности: обязанность содействия (пп. 1 п. 2 ст. 434. 1 ГК РФ), информационные обязанность (п.4 ст. 434.1 ГК РФ). Также в ГК РФ был включён запрет на неожиданный выход из переговоров, подрывающий ожидания другой стороны (пп. 2 п. 2 ст. 434. 1 ГК РФ). В последнем случае можно говорить о восприятии российским правопорядком принципа доверия (reliance principle) [6,7], который широко используется в практике немецких судов [13]. Свидетельствует ли это о восприятии немецкой модели и о том, что основанием возникновения ответственности является нарушения квазидоговорного обязательства? Как показывает сложившаяся практика на указанный вопрос следует ответить отрицательно.
Как указал Верховный Суд РФ к преддоговорной ответственности подлежат применению правила о деликтах (гл. 59 ГК РФ) с исключениями, установленными ст. 434.1 ГК РФ, а положения п. 2 указанной статьи направлены на переложение бремени доказывания добросовестности на ответчика [9]. Однако, из применения правил о деликтной ответственности делаются некоторые отступления: неприменимость правила о презумпции вины, соединение вопроса вины и элемента неправомерности под общим понятием «недобросовестность» [2, с. 883].
Таким образом, несмотря на то, что российский вариант института преддоговорной ответственности обладает чертами как договорной, так и деликтной моделей, недобросовестное поведение, являющееся основанием для наступления ответственности на преддоговорном этапе, всё же относится к деликтам. При этом условием наступления такой ответственности является возникновения между сторонами относительного правоотношения.
Сложнее дело с вопросом о квалификации ответственности, вытекающей из соглашения о ведении переговоров. По мнению А. Г. Карапетова, Пленум ВС РФ в п. 12 Обзора судебной практики по вопросам, связанным с применением 223-ФЗ, указал, что, в исключении из общего правила, к случаям нарушения соглашения о ведении переговоров применяются положения о нарушении обязательств (ст. 393 ГК РФ) [2, с. 940-941]. Следовательно, по мнению А. Г. Карапетова, ответственность на преддоговорной стадии может быть, как деликтной, так и договорной.
Между тем, в практике судов можно встретить иную позицию. Так, например, указывалось, что к ответственности по соглашению о ведении переговоров должны применяться правила о деликте, а следовательно нарушение положений, устанавливающих требования к добросовестности сторон, связывает стороны обязательством вследствие причинения вреда (гл. 59 ГК РФ) [8]. Более того, к сложившаяся судебная практика свидетельствует о том, что ответственность, возникающая из соглашения о ведении переговоров подчиняется общим правилам расчёта преддоговорных убытков [4,5].
Однако, как указывает п. 5 ст. 434. 1 ГК РФ в соглашение о ведении переговоров могут быть включены и иные условия, в том числе положения о неустойке. Суды рассматривают неустойку как часть преддоговорной ответственности, указывая на её связанность с деликтным обязательством [4,5]. Так, Вятчин В. А. подчёркивает, что неустойка в соглашение о ведение переговоров представляет собой ответственность за недобросовестное поведение, но никак не вытекает из обязательственного правоотношения [1]. В части остальных положений (н-р: распределение расходов на переговоры), по мнению автора, речь идёт не о преддоговорной ответственности, а об обычных обязательственных правоотношениях, так как они, в отличии от преддоговорной ответственности, носят регулятивный характер, а также не связаны с определением добросовестности сторон при ведении переговоров.
Исходя из всего вышеизложенного, по мнению автора, единственным основанием ответственности на преддоговорной стадии является недобросовестное ведение переговоров, к которому применяются правила о деликтах. Соглашение о ведении переговоров в части, касающейся ведения переговоров, не является самостоятельным основанием преддоговорной ответственности, а лишь конкретизирует отдельные положения, касающиеся добросовестности. Нарушение иных инициативных условий, помимо неустойки, влечёт наступление ответственности по правилам гл. 25 ГК РФ.
Список использованной литературы
1. Вятчин В. А. О применении неустойки в необязательственных правоотношениях //Российская юстиция. 2020. N 7
2. Договорное право (общая часть) : постатейный комментарий к статьям 420–453 Гражданского кодекса Российской Федерации [Электронное издание. Редакция 2.0] / Отв. ред. А. Г. Карапетов. – Москва : М-Логос, 2020. – 1425 с. – (Комментарии к гражданскому законодательству #Глосса.). с. 883
3. Карапетов А. Г. Заверения об обстоятельствах и условия о возмещении потерь в новой редакции ГК РФ // Закон. 2015. №6.
4. Постановление Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 24.01.2020 N Ф01-7450/2019 по делу N А29-2851/2019;
5. Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 22.03.2019 N Ф06-44326/2019 по делу N А12-26239/2018
6. Постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 25.02.2021 N Ф08-10485/2020 по делу N А53-41597/2019
7. Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 19.11.2019 N Ф09-8118/19 по делу N А60-3964/2019;
8. Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 11.04.2018 N 09АП-14069/2018 по делу N А40-231677/2017
9. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 N 7 "О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств"
10. Cartwright J., Hesselink W. M. PRECONTRACTUAL LIABILITY IN EUROPEAN PRIVATE LAW. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. 488 с.
11. Nedzel N. E. A Comparative Study of Good Faith, Fair Dealing, and Precontractual Liability // Tulane European and Civil Law Forum. 1997. №12 . С. 97-158.
12. Xiaoyang L. The Legal Status of Pre-Contractual Liability: Contrasting Responses from German and English Law // National Taiwan University Law Review . 2017. №12:1. С. 128-175.
13. Zuloaga I. RELIANCE IN THE BREAKING-OFF OF CONTRACTUAL NEGOTIATIONS. 1 ed. Chile: Intersentia, 2019. 256 с.